Случалось нечто подобное, когда Леонид Константинович работал прорабом на одном из участков в Барнауле. Участок его назывался Жаножол. Были в Барнаульском районе еще участки: Южный, «Сорок лет Октября», Алексеевский... Всего — восемь. На каждом — прораб. Все подчинены Партусу. Он — старший прораб, — с постоянным местопребыванием в Барнауле.

Жаножол от Барнаула в шестидесяти километрах. Наезжал молодой прораб в Барнаул только по субботам. Встретиться с Партусом, отдохнуть. На участке жил в вагончике, кругом глухие безводные места. В Барнауле — озеро. Можно искупаться, смыть с себя пыль. Позвонить жене. Татьяна Петровна работала в Павлодаре. Туда наведывался раз в месяц, с отчетом когда...

Короткая встреча с семьей — рос первенец — и снова в Барнаул, на свой участок — нелегкий труд, неустроенный быт. Положение с рабочими — много хуже, чем на «Черноярке», где проходил студенческую практику. Здесь почти все, что называется, отбросы общества. Буровые мастера — это еще люди более-менее упорядоченные. А вот строительные рабочие, как правило, бывшие заключенные, не единожды судимые. Буровые бригады держались особняком — со строителями предпочитали не общаться, не иметь никаких дел с этой «шпаной». Кастой выше считали себя буровики — у них свои вагончики.

 

Прорабу надо работать и со «шпаной».
Еще со студенческой практики он усвоил, что поступать с ними надо круто. Они уважают только силу. Выпустишь из поля зрения — напьются. Если деньги есть — пошлют машину за сто верст в совхоз, где есть магазин с водкой.
На его участке — пять буровых. За всеми не уследишь.

Буровики, как упоминалось, более-менее дисциплинированны. Хотя и у них случаются загулы. Общестроительные рабочие — народец совсем аховый, от выражения «А-ах — такие-сякие!». Люди, одним словом, шалые. А им вручена техника, которая здесь на вес золота: краны, грузовики, сварочные агрегаты.
Для них она никакой цены не представляет. Могут на горе, вместе с машиной и пьяным шофером, разбиться. То кран перевернут, то сварочный агрегат... И парализуют всю работу буровой.

 

Что остается прорабу? Ехать в Павлодар, просить кран, CAK ли... Ему: у тебя это есть. Береги. Дисциплину, порядок наводи...

Разве он против порядка?! Не делает всё, от него зависящее, чтобы был порядок? Не мечется разве с утра до вечера по всем точкам, где работают его бригады?! Особенно в конце месяца, при сдаче объектов, и не только при сдаче... Он всегда в работе, в динамике — откуда только силы берутся?! Но проколов избежать не удавалось.
Как-то приезжает на точку, которая должна сдаваться на следующий день. Приедет комиссия... А тут всё разбросано, никто не работает. Пьянствуют. На валунах стоят две недопитые бутылки... Можно представить, какие чувства вызвала эта картина у молодого энергичного прораба...

 

Взял бутылки — одну об камень, другую... Хотя знал, что значит для русских мужиков, уже выпивших, отобрать, тем более на их глазах разбить бутылки с водкой! Это для них — непростительное преступление против личности! За которое убить мало! Могли бы они убить его, если бы не знали крутой, но справедливый характер прораба.

Он бригадиру, который тоже под хмельком:
— Сажай всех в машину, и чтоб духу вашего не было на участке!..
Ничего не сделали, загуляли с утра, сорвали сдачу объекта. Теперь с ними, такими, дела не поправишь.
Пьяная бригада, прицепив CAK к машине, села в ее кузов. Прораб поехал впереди, чтобы пьяные «работяги» не гнали быстро машину. Дорога — серпантином. Ничего не стоит на крутом повороте разбить электросварку.

 

Как ни ехал осторожно прораб, всё равно умудрились перевернуть САК, который, оторвавшись, пошел кувырками вниз по косогору.
Прораб высадил всех из машины: идите пешком! Отъехав метров триста на «своем» небольшом самосвале с железным кузовом, услышал, как в задний борт что-то ударило.
Шофер, который вез бригаду, догнав машину прораба, ударил ее сзади своей, потом бортом сбил с дороги. Самосвал прораба покатился под откос на двух правых колесах.
Прораб набил на голове шишку. В конце спуска машина остановилась, став на все четыре колеса.

 

Прораб приказал шоферу:
— Выбирайся на дорогу и догони негодяя!
Шофер — азербайджанец, парень горячий, губы закусил от гнева: такое унижение! Вывел самосвал по косогору на дорогу, нажал «на всю железку». Тот, что впереди, почувствовав погоню, тоже прибавляет скорость.

Горы кончились. Ложбина пошла. Догнали грузовик. Он сам остановился: бензин ли кончился, водитель ли, протрезвев немного, испугался за сделанное?..

Прораб выдернул его за руку из машины (женщина, что с ним сидела, в другую дверку выскочила и куда-то убежала). Бил хулигана — сколько было сил. Тот лежит, орет благим матом... Прораб молодой, лет тридцати, крепкий русский мужик — ни потачки, ни жалости у него к таким подонкам. Усвоил хорошо, как сказано было, что люди эти только силу уважают, кулак крепкий понимают, когда чувствуют его справедливость.

Секретарь парткома в Управлении предупреждал прораба: будь с ними помягче. Не сорви резьбу. Они же тебя убьют. Прораб усмехался: тебя скорее убьют. Они прекрасно знают, за что их наказываю.

Кончил бить шофера. Провода со свечей снял... Как тот добрался до базы — не знает. Утром подошел битый к прорабу опухший, врастяг ему с виноватостью: «Че-е-его вы де-е-еретесь?» — «А как с тобой больше разговаривать?! И уходи, чтоб на участке тебя я не видел».

Встретился с ним через несколько дней в Павлодаре. Приехал с отчетом. Начальник СМУ вызывает: «Слушай, что у тебя там, людей много? Разгоняешь!» В ответ ему: «Чего вы так? Гоню пьяниц, сволочь всякую. Других не разгоняю». Начальник: «Парень этот работал у нас вроде ничего. ..» Послал за шофером: «Чего ты увольняешься?» Тот, кося всё еще испуганными глазами на прораба: «Та-а-ак чего... прораб де-е-ерется...»

И другой случай... Возглавлял он уже строительство канала Иртыш-Караганда. Строили вторую очередь (хотя первая еще не была закончена) — Караганда-Джезказган. Трасса второй очереди очень сложная. В отличие от первой, степной, проходила в горной местности с солончаковыми понижениями. Ни линий электропередачи, ни дорог, ни населенных пунктов.
Приходилось создавать для строителей повсеместно временное жилье: вагончики, перевозные дома... Этакая убогость «железного потока», который катился по степи и горам, теряя людей; особенно зимой в бураны много их погибало.

Начальник строительства почти сутками не покидал трассы. Везде нужен был его пригляд, а то и прямое вмешательство. Как бы не хотелось последнего! Если работают люди, всё ладится у них — зачем мешать? Когда бы так было...

Как-то проезжал мимо строительной площадки, идет монтаж бака водопроводной башни на двадцатиметровой высоте. Крановщик краном ДЭК-20 (дизель-электрический кран) пытается установить бак емкостью сто кубических метров на ствол башни.
Еще издали начальник строительства отметил нехарактерные движения стрелы, большую амплитуду раскачивания бака. Почувствовав что-то неладное, велел шоферу подвернуть к площадке.

Вблизи крана, как и сегодня у стогомета, стоят рабочие, смотрят с интересом на раскачивающийся над головами бак. Несколько их стоит с другой стороны крана, страхуют бак веревками, чтобы не парусил, не заносило... Страховка ничего не дает: бак, словно огромный маятник, ходит над головами.

Начальник строительства вышел из машины. Смотрит: в кабине совершенно пьяный крановщик тычется, путается в рычагах. Дверка кабины открыта — день жаркий, — нелепые действия крановщика хорошо видны.

Полежаев прыгнул на гусеницу, выключил кран, схватив за шиворот, выволок крановщика из кабины, ударил взашей. Тот упал, больше от опьянения, чем от «взашеины». С трудом поднялся, смотрит молча на начальника строительства, в глазах начинает проявляться проблеск мысли... и тогда он пятится, пытаясь спрятаться за спины людей.

А что люди? Стоят, молчат с улыбочками на лицах... Эти их бездумные улыбочки выводят начальника из равновесия больше, чем пьяный крановщик.

«Да вы что?! Стоите, рты раскрывши. Еще и улыбаетесь! Он же вдрызг пьяный! — Молчат. Но улыбки упрятали. — А если бы у него со строп бак сорвался? Он же половину бы вас в блин превратил. У вас что — жизнь такая дешевая? У вас детей нету?!»
«Да что вы, Леонид Константинович, — один из рабочих, не выпуская всё еще из рук страховочной веревки, — куда ему сорваться?! Я крепил. У меня никогда таких случаев не было».

 

Другой, в оправдание своих товарищей: «Да говорили мы ему: Гриша, иди проспись... Так он: ничего, всё в норме! Получится, как у Аннушки. Я не пьяный».
Крепко поругал их начальник строительства. Не оправдывались, стояли с постными лицами.

Вообще-то редко встречались такие грубые нарушения техники безопасности, наплевательское отношение к делу. Редко и он рукоприкладствовал. Ругаться приходилось часто; срывался, когда видел почти осознанное безобразие. Рабочие его понимали, потому и не было у них на него каких-либо обид. Люди почти всегда чувствуют свою вину, принимают, как должное, справедливый гнев начальника. Мелочных придирок они не любят, не выносят. К сожалению, было на стройке немало начальников, которых рабочие ненавидели. Случалось, что убивали, сжигали в котельных топках, замуровывали в бетон.

 

Губернатор застучал в дверку кабины кулаком. Тракторист Ванька выглянул на стук из окна кабины. Узнав губернатора— несколько раз видел его по телевизору, — рычаги из рук выпустил..

У губернатора те же в груди чувства, что и более десятка лет назад: не может он терпеть разгильдяев и пьяниц на работе. Только более сдержанным на крутые меры стал. Да и должность высокая к этому обязывает. Сгоряча, как по молодости в Казахстане, не вырвется крепкое словцо, не поднимется рука дать затрещину мерзкому человеку. .. А — ох! — как стоило бы...

Показал рукой трактористу: выходи, мол, давай... Тракторист выпрыгнул из кабины с другой стороны. Побежал за скирду. Скирдоправов на ней тоже не было видно: спрятались куда-то.

Ничего не сказал рабочим губернатор, головой только укорно на них покачал. Женщина в выцветшем платке сказала ему вослед, когда уже шел к своей машине:
«Вот так бы их почаще начальнички наши подпугивали. А то которые и сами такие ж...»