Первый заместитель председателя карагандинского облисполкома решительно возразил против разгона демонстрантов шахтерами.
— Этого делать ни в коем случае нельзя. Вывести на улицы шахтеров — безрассудство, если не безумие.
— Что предлагаешь? — спросили его.
— Сейчас мы, облисполком и горком партии, должны... Во-первых, организовать интернациональные бригады, в которые входили бы русские, казахи, немцы, татары... и разослать эти интернациональные группы по всем общежитиям. Самим, руководству области, начать разговаривать с мятежной молодежью. Второе, дать команду, чтобы на каждом перекрестке стояли автобусы. Многие люди легко одеты, могут быть обморожения.

С ним согласились.
Он тотчас позвонил начальнику пассажирского автотранспорта, чтобы тот немедленно выставил не менее ста автобусов на улицы, прилегающие к институтам и к местам массового скопления людей, для использования их под обогревательные пункты.
И еще раз с убедительной просьбой к первому секретарю обкома Локотунину и начальнику КГБ:
— Очень прошу сделать всё возможное, чтобы не допустить никаких столкновений силовых структур с демонстрантами. Только разъяснительная работа. Надо дотянуть до утра. Люди устанут и сами перестанут кричать...

С ним опять согласились. И это было правильным.
За ночь взбунтовавшаяся молодежь утомилась. К утру запал спал. И все разошлись: одни в общежития, другие по своим домам. Ни одной жертвы, ни одного случая обморожения или травмы.

Часам к десяти утра собралось бюро обкома партии. Вопрос один: о наказании зачинщиков и участников беспорядков.

И вновь выступает Полежаев. Он против каких-либо репрессивных мер.
— Демонстрантов не задерживали, — говорит он. — КГБ вело съемку вяло. Да и ночные снимки неясные. Как определить участников волнения, тем более зачинщиков? Самым правильным будет — забыть об этом инциденте. Никаких преследований... Нам просто надо разобраться, понять: почему такое произошло? И почему именно в Казахстане?

Бюро поддержало Полежаева.
— В Караганде никого не наказали. Даже ни одного студента не исключили из института (в Алма-Ате их судили, наказывали).
Достаточно глубокий шок перенес Леонид Константинович от этого первого увиденного им столкновения людей на национальной основе.

Всплеск группового гнева, антинациональные лозунги «Русские — долой!..», «Убей русского — посади дерево!..» — ему, человеку, прожившему много лет в Казахстане и столько для него сделавшему, была до боли обидна такая неблагодарность пусть даже какой-то части казахского народа. Было ощущение, что он в ответе за всех русских, причинивших когда-либо что-то худое казахам.

Но главное, понял, что его время в Казахстане кончилось. Он сделал для него всё, что мог хорошего... Пришла пора с чистой совестью и добрым сердцем возвращаться на родину.

Настрой на жестокость, на применение силы к вышедшим на улицы с требованием: «Отдайте заработанное» — учителям и врачам, другим бюджетникам (на что настроена Нина Михайловна) — губернатору был совершенно чужд.
При любых обстоятельствах он никогда не пошел бы на то, чтобы применить насилие к бастующим, как не допустил этого против взбунтовавшейся в Караганде молодежи.
Он принимал делегации учителей, врачей, работников культуры. Беседовал, разъяснял, какие трудности испытывает бюджет области. Выступал по телевидению, радио — от народа не прятался. Делал всё посильное, чтобы помочь обездоленным, особо нуждающимся. Верил сам и старался заразить верой других, что трудности временные и их как-то надо пережить. Придет пора... Одумается Верховная власть, что не по тому пути пошли реформы, что путь этот чреват большими бедствиями.

При всех осложнениях, в самых критических ситуациях внешне он казался спокойным, уравновешенным. Никто, даже супруга Татьяна Петровна и взрослые уже сыновья Алексей и Константин не знали всего того, что творилось в душе губернатора, какой тяжкий крест, не видимый другим, нес он на раменах (плечах) своих, какая горечь больная терзала душу его от всего того, что видел...

Были, случались редкие и короткие минуты, когда был счастлив, — это если удавалось кому-то в чем-то помочь. В последнее время загорелся огонек надежды, пусть небольшой пока яркости, оттого, что страна, народ, общество постепенно — может, многим пока и незаметно — начинает выкарабкиваться из ямы, куда завели их «слепые поводыри».