Алексей Иванович Казанник, как всегда, элегантный, с холеной бородкой, серединная проседь которой, примечает Леонид Константинович каждый понедельник на аппаратных, заметно ширится, поглощая густую первородную смоль, зашел в кабинет губернатора заметно возбужденный.

— Леонид Константинович, — голос обрывисто-четкий, с рокотком, — интересная новость... 
Осекся, наставил на губернатора круглые глаза, тотчас поправился: 
— Печальная, должен сказать...

И вновь на время прервем последовательность повествования.

Свои ошибки огорчают, вызывают сожаление, что допустил промах.
Чужие — злорадную ухмылку, если не задевают нашего благополучия—материального, духовного ли. И раздражают, когда в чем-то ущемляют нас; косвенно, прямо ли влияют негативно на наш интерес. Совсем редко о совершенной другими ошибке сожалеют, как о собственной. Такое было с ошибкой Казанника, ее поняли не сразу.

Поначалу поступок Алексея Ивановича показался благородным, когда он красивым жестом уступил свое кандидатство в члены президиума Верховного Совета Борису Ельцину, убежденный, что тот сделает для страны, для благосостояния народа больше, чем он, Казанник. Так оценил его поступок почти весь народ, в числе других и Леонид Полежаев.

Прозрение пришло позже, когда Борис Николаевич, подобно библейскому слепому поводырю, завел страну в тупик.
Народ был слеп. Поводырь слеп. Кто же был зрячим? 
Леонид Константинович нередко задавался этим вопросом. Он, как и обманутый народ, не винил и не злорадствовал по поводу судьбоносной ошибки Казанника.

.. .Хотя, если не согласиться с тем, что история не имеет сослагательного наклонения, то можно погадать, что было бы, не соверши Алексей Иванович своей роковой ошибки?
Можно предположить, что Ельцин не поднялся бы на вершину власти. «Прозябал» бы в одной из депутатских фракций, может, даже был ее руководителем. К власти мог прорваться другой человек. Лучшим ли был бы он правителем? Трудно сказать... Да и что может понимать незрячий? К примеру, повел бы свой народ, надо думать, такой же слепой поводырь в обход ямы да на сучок и навел.

Из ямы трудно выкарабкаться, а сук незрячую глазницу до мозгов проткнуть может... И получается, что лбом о пенек — что пеньком по лбу. А что же зрячие? Они видели и яму, знали и о сучках в лесных дебрях. Всё у них было просчитано на несколько ходов вперед: не в яму, так на сучок!.. Кто были эти зрячие? Знает ли их народ? Может, только то, что это люди, не любящие Россию.

Полежаев на своей губернаторской должности по мере своих сил и возможностей старался смягчить верившим ему людям падение в пропасть.
К сожалению, он мало что мог сделать в отдельно взятой области; кремлевские «мальчишки в коротких штанишках» (по выражению одного из не очень удачливых политиканов) вязали его по рукам и ногам.

«Подвиг» Казанника имел здесь незначительную роль, считал губернатор. Потому что не случай сыграл злую шутку. Не случайный человек привел страну к разрухе — не тот, так другой правитель сделал бы это. И может, с еще большей жестокостью. Всё было предрешено людьми, как сказано выше, не любившими Россию, но не брезгующими поживиться ее богатствами...

Казанника губернатор жалел, понимал, что тот переживает свой поступок с более жгучей болью, чем многие другие.
Изгнанный из Москвы Алексей Иванович вернулся в Омск, в свой университет... Правда, поначалу еще посуетился вкупе со Святославом Федоровым, создав партию «Самоуправление трудящихся». Пройти в Госдуму партии не удалось. И тогда Алексей Иванович решил никогда больше не заниматься высокой политикой, в Верховную Власть — ни ногой...

Губернатор пригласил его к себе. Поздоровавшись у входных дверей, довел до стола, усадил на стул, сам сел напротив.
— Как самочувствие, Алексей Иванович? Здоровье? Чем занимаетесь?

Уловив в голосе и во всем облике губернатора искреннее к нему соучастие, ответил простодушно-доверительно:
— Самочувствие хорошее. Здоровье — тоже. Работа? В московские верхи, Леонид Константинович, окончательно решил — никогда больше. Я — ученый. Педагог. Вот — это мое.
— Значит ли это, что ни в какую власть?..
— Совершенно правильно, ни в какую, Леонид Константинович! — Откинулся к спинке стула, чуть задранная вверх бородка тряхнулась от короткого рокотного хохотка. — Понял я ее... И свое место в обществе окончательно определил...

Губернатор покачал как бы неодобрительно головой и, глядя в округленные глаза Казанника, сказал с обезоруживающей доверительностью в голосе:
— Мы тут подумали, Алексей Иванович, и решили, чтобы ты работал в областной Администрации моим заместителем, — и не спускает пытливого взгляда с Казанника.
Тот прикрякнул горлом, прочищая его, заговорил четко, словно на сцене или на кафедре, в позе его что-то даже от военной выправки: спина прямая, плечи приподняты, голова на шее ровнехонько сидит (о такой позе говорят: «будто аршин проглотил»).
— Леонид Константинович, насколько я знаю, Администрация входит в структуру исполнительной власти...
— Разумеется...

Алексей Иванович, не меняя позы и интонации:
— В силу принципиальных расхождений с президентом Борисом Ельциным я не могу войти в Администрацию.
Губернатор помолчал, глядя в стол, поднял вновь глаза на собеседника:
— Алексей Иванович, Администрация в какой-то степени независима от федеральных властей и проводит более-менее самостоятельную политику (преувеличивал). — Слегка растянул губы в узкой улыбке. — Я думаю, что вы найдете свое место в моей команде.
Алексей Иванович, не отвечая на его улыбку, потому что или не понял ее, или, скорее, просто не заметил:
— Леонид Константинович, я очень люблю работать со студентами, люблю заниматься наукой. Каждый год, — поширилась его борода от растянувшихся в удовлетворенной усмешке губ, — я жду с нетерпением первое сентября... — Согнал с лица усмешку. — И, если вы будете настаивать, чтобы я ушел из университета, то я в Администрацию — и это мое твердое слово, — не пойду.

— Ну что вы, Алексей Иванович? — В голосе губернатора такая доверительность, что дальше отказывать, возражать ему язык не повернется. — Я думаю, что сочетание теории и практики поможет вам и на работе в Администрации, и в работе со студентами. Вы сами увидите, что практическая работа вас обогатит.

На это трудно было что-либо возразить, да Алексею Ивановичу и не хотелось возражать, потому как уже попал под обаяние губернатора. Но еще больше нравилось ему предложение Полежаева. Про себя он давно принял его — возражал для вида.